— Здравствуйте, — уверенно произносит она. — Это Элли Хоуорт. Вы мне писали.

— Ах да, Элли Хоуорт. Подождите минутку.

Ему, наверное, лет сорок, по голосу похож на Джона. Нет-нет, а вот об этом думать нельзя, уговаривает себя Элли. На другом конце провода раздается приглушенный разговор, а потом Филлип убирает руку от трубки и извиняется:

— Простите, сроки поджимают. Спасибо, что перезвонили. Я просто хотел кое-что у вас уточнить: где вы работаете? В «Нэйшн»?

— Да, — хрипло отвечает она. — Но заверяю вас, что не буду использовать его имя в статье, над которой работаю. Я действительно хочу узнать, что с ним стало, потому что одна его знакомая…

— Вы правда работаете в «Нэйшн»?

— Да.

— И хотите узнать, что стало с моим отцом?

— Ну да, — обескураженно подтверждает она.

— А вы журналистка?

— Простите, я не совсем понимаю. Да, как и вы, я журналистка. Вы хотите сказать, что не можете предоставлять какую-либо информацию конкурентам? Я же сказала…

— Энтони О’Хара — мой отец.

— Да, и я как раз…

— А вы, случайно, не в отделе журналистских расследований работаете? — со смехом перебивает ее мужчина.

— Нет.

— Мисс Хоуорт, — отвечает он, наконец справившись с приступом хохота, — мой отец работает в «Нэйшн». В той же газете, что и вы. Причем последние лет сорок, а то и больше.

— Что… что вы сказали? — потрясенно переспрашивает Элли и выслушивает то же самое во второй раз. — Я не понимаю. Я же искала по именам авторов. Да как только я ни искала, но не нашла ничего, кроме вашего упоминания в «Таймс».

— А он не пишет.

— Не пишет?!

— Мой отец работает в библиотеке с… погодите… с тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года.

24

…но факт остается фактом: невозможно продолжать спать с тобой, получив стипендию имени Сомерсета Моэма, — это совершенно несовместимо.

Мужчина — женщине, в письме

— И пожалуйста, передайте ему это, он поймет, — попросила Дженнифер Стерлинг и, быстро написав записку на вырванной из блокнота странице, положила ее в лежащую у заместителя редактора на столе папку.

— Конечно, — ответил Дон.

— Вы проследите, чтобы он получил ее? — спросила она, наклоняясь и беря его за руку. — Это действительно очень важно, крайне важно.

— Я понял. Леди, прошу меня простить, но мне надо работать — сейчас самое горячее время, у нас тут сплошные дедлайны, [31]  — заявил Дон, не зная, что еще сделать, чтобы эта дамочка с ребенком поскорее убрались из офиса.

— Простите… Пожалуйста, не забудьте передать ему эти бумаги, прошу вас… — смущенно пробормотала Дженнифер.

«Господи, да уйдет она наконец?! Сил нет смотреть на нее».

— Еще раз простите за беспокойство, — прошептала Дженнифер, как будто только что осознала, что устроила в редакции настоящий спектакль.

Взяв дочку за руку, она медленно пошла к выходу, словно двигаясь против своей воли. Около стола замредактора собралась кучка любопытных, молча смотревших ей вслед.

— Конго, значит, — произнесла Шерил, когда дверь за дамой закрылась.

— Так, нам нужен четвертый разворот, срочно! — не поднимая глаз, заявил Дон. — Черт с ним, пусть будет танцующий священник.

— Зачем вы сказали ей, что он уехал в Конго? — буравя его взглядом, спросила Шерил.

— А ты хотела, чтобы я рассказал ей все как есть?! Что он допился до комы?

— Но она такая несчастная… — крутя в руках карандаш и поглядывая на дверь, возразила Шерил.

— Конечно несчастная. Так ей и надо. Все его проблемы — из-за нее!

— Но нельзя же…

— Нельзя допустить, чтобы она снова явилась к нему и все испортила! — рявкнул Дон. — Поняла? Я ради него стараюсь, между прочим. — Он вытащил из папки записку и, скомкав, выкинул в корзину для бумаг.

Шерил засунула карандаш за ухо, неодобрительно взглянула на босса и удалилась за свой стол.

— Вот и отлично, — выдохнул Дон. — А теперь отставить обсуждать чертову личную жизнь О’Хара, пора за работу. Что там с этим танцующим священником? Чтобы копия лежала у меня на столе через полчаса, а то завтра разносчикам газет придется выдать чистые страницы.

Мужчина на соседней койке зашелся в очередном приступе кашля. Он кашлял сдавленно и ритмично, как будто у него в горле что-то застряло. Ему не становилось легче даже во сне.

Энтони О’Хара наблюдал за тем, как кашель стихает, отдаляясь от его сознания вместе со всеми остальными звуками.

— К вам посетитель, мистер О’Хара.

Занавеску отдернули, и в глаза ударил яркий солнечный свет. Симпатичная медсестра-шотландка. Прохладные руки. Она всегда обращалась к нему таким торжественным тоном, как будто собиралась вручить подарок.

«Сейчас мы сделаем вам укольчик, мистер О’Хара. Помочь вам дойти до туалета, мистер О’Хара? К вам посетитель, мистер О’Хара».

Посетитель? На мгновение перед ним забрезжил робкий свет надежды, но тут из-за занавески донесся голос Дона, и Энтони немедленно вспомнил, где находится.

— Не обращай на меня внимания, милая.

— Разумеется, не стану, — чопорно ответила медсестра.

— А ты все валяешься, лежебока? — произнес голос, принадлежавший человеку, чье лицо показалось Энтони размером с луну.

— Очень смешно, — пробормотал он в подушку и с трудом приподнялся в постели, ощутив резкую боль во всем теле. — Мне надо выбраться отсюда.

Постепенно зрение прояснилось. В изножье кровати, сложив руки на животе, стоял Дон.

— Никуда ты отсюда не денешься, сынок.

— Я не могу здесь оставаться, — прохрипел Энтони, с трудом узнавая собственный голос. Казалось, что в груди поскрипывает старое деревянное колесо.

— Ты болен. Врачи, прежде чем выписывать, хотят проверить, все ли у тебя в порядке с печенью. Ты нас всех изрядно напугал.

— А что произошло? Я ничего не помню…

— Сначала ты не пришел на общее собрание к Марджори Спекмен, — не сразу ответил Дон, как будто пытался решить, что именно следует рассказать. — Когда от тебя не было ни слуху ни духу к шести вечера, я заволновался, оставил Микаэльса за старшего и поехал к тебе в отель. Ты лежал на полу не в лучшем виде. Выглядел еще хуже, чем сейчас. Думаю, подробности можно опустить.

Флэшбек: [32] бар отеля «Риджент»… подозрительный взгляд бармена… боль… громкие голоса… бесконечно долгий путь до номера, ноги подкашиваются, он хватается за стенки, ползет по лестнице… что-то разбивается… а потом — пустота.

— У меня все болит.

— Неудивительно. Одному Богу известно, что они с тобой сделали. Вчера ты выглядел как подушечка для иголок.

Иголки. Встревоженные голоса. Боль. О боже, какая ужасная боль…

— О’Хара, твою мать, что происходит?! — воскликнул Дон, и тут мужчина на соседней койке снова принялся кашлять. — Это все из-за той бабы? Она тебя бросила?

Дон не любил говорить о чувствах, поэтому у него дергалась нога и он то и дело проводил рукой по лысеющей голове. «Ни слова о ней. Пожалуйста, не заставляй меня вспоминать ее лицо».

— Все не так просто…

— Тогда какого черта? Ни одна баба того не стоит! — развел руками Дон.

— Я… я просто хотел забыться…

— Тогда иди и найди себе с кем поразвлечься. Кого-нибудь попроще. Все пройдет, вот увидишь, — заверил его Дон, но Энтони молчал, всем своим видом показывая, что придерживается другого мнения. — От некоторых баб одни неприятности, — добавил он.

«Прости меня. Мне нужно было убедиться, что это правда».

— А мы тянемся к ним, как мотыльки к огню. Это мы уже проходили.

«Прости меня».

— Нет, Дон… все не так… — покачал головой Энтони.

— Ну конечно. Когда речь идет о тебе, вечно «все не так».

— Она не может уйти от него, потому что тогда он заберет у нее ребенка, — неожиданно звонким голосом произнес Энтони, и его сосед за занавеской на секунду перестал кашлять.

вернуться

31

Дедлайн — крайний срок, к которому должна быть выполнена задача. — Прим. ред.

вернуться

32

Флэшбек — «обратный кадр» — в кинематографе: отклонение от повествования в прошлое. — Прим. ред.