Она умолкает, оборачивается, берет со столика фотографию и протягивает ее Элли. Какой-то мужчина обнимает за талию высокую блондинку в шортах, у ног которой сидят двое детей и собака. Девушка выглядит как модель из рекламы Келвина Кляйна.

— Эсме не намного старше вас. Она живет в Сан-Франциско, замужем за врачом. Они очень счастливы. Насколько мне известно, — добавляет она.

— А она знает о письмах? — спрашивает Элли, аккуратно ставя фото на кофейный столик и изо всех сил пытаясь не завидовать поразительной внешности, доставшейся Эсме по наследству от матери, и ее явно идеальной семейной жизни.

— Эту историю я не рассказывала ни одной живой душе, — немного помедлив, отвечает миссис Стерлинг. — Какая дочь захочет узнать о том, что ее мать любила кого-то, кроме ее отца?

А потом она рассказывает о случайной встрече несколько лет спустя, о том, какое потрясение она пережила, осознав, с кем должна быть на самом деле.

— Понимаете? Я столько лет не находила себе места… и тут Энтони вернулся. И я почувствовала где-то здесь, — признается она, постукивая себя по груди, — что мой дом — рядом с ним. И нигде больше.

— Понимаю, — вздыхает Элли, двигаясь на краешек кресла и разглядывая сияющее лицо Дженнифер — совсем как у юной девушки. — Мне знакомо это чувство.

— Но самое ужасное, что, вновь обретя его, я не могла уйти к нему. В те дни, Элли, к разводу относились совершенно иначе. Мое имя втоптали бы в грязь. Я знала, что если попытаюсь уйти от мужа, то он уничтожит меня. К тому же я не могла оставить Эсме. Энтони когда-то покинул своего сына, и я не думаю, что он оправился от этого.

— То есть вы так и не ушли от мужа? — с плохо скрываемым разочарованием спрашивает Элли.

— Ушла благодаря папке, которую вы обнаружили. У него была одна забавная старая секретарша, как ее там… Никогда не могла запомнить, как ее зовут. Подозреваю, что она была влюблена в него. Но по какой-то причине она решила передать мне смертельное оружие против него. Пока у меня были эти документы, он бы меня и пальцем не посмел тронуть.

Она рассказывает о своей встрече с безымянной секретаршей, о реакции мужа на то, что она рассказала ему в его кабинете.

— Документы по асбесту! — восклицает Элли, вспомнив о невинной папке, лежащей у нее дома и потерявшей за давностью лет свою страшную силу.

— Тогда никто не понимал, что асбест вреден. Мы думали, что это замечательная штука. Я была поражена, когда узнала, что компания Лоренса разрушила жизни стольких людей, поэтому после его смерти я учредила фонд помощи жертвам производства асбеста. Вот, смотрите, — объясняет она, протягивая Элли буклет, в котором описывается схема юридической помощи страдающим мезотелиомой, полученной на производстве. — Сейчас у нас осталось не так много средств, но мы все еще предлагаем юридическую помощь. У меня есть друзья-юристы, которые предоставляют нам услуги бесплатно, и здесь, и за границей.

— А состояние мужа досталось вам?

— Да, такая у нас была договоренность. Я носила его фамилию и для общества превратилась в жену-домоседку, которая с мужем никогда никуда не ходит. Все решили, что я выпала из светской жизни, чтобы посвятить себя Эсме. В то время это считалось вполне обычным делом. Поэтому ему пришлось водить на все светские рауты любовницу, — смеется Дженнифер, качая головой. — Да, вот такая тогда была двойная мораль.

Элли представляет себя под руку с Джоном на презентации его очередной книги. Он никогда не дотрагивается до нее на людях, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Втайне она надеется, что когда-нибудь их застанут целующимися или же их страсть станет так очевидна, что о них поползут слухи.

— Еще кофе, Элли? Вы же не спешите, правда?

— Нет-нет, с удовольствием. Я хочу узнать, что было дальше.

Дженнифер меняется в лице, улыбка пропадает. После долгого молчания она произносит:

— Он вернулся в Конго. Он всегда ездил в самые опасные места. В то время там происходили ужасные дела с белыми людьми, к тому же он не отличался крепким здоровьем. Мужчины — гораздо более хрупкие создания, чем кажется на первый взгляд, не правда ли?

Дженнифер не ждет от Элли ответа, но девушка переваривает услышанное, пытаясь не показать своего разочарования. Это не моя жизнь, убеждает себя она, это не моя трагедия.

— А как его звали? Вряд ли Бут — его настоящее имя.

— Конечно нет, это я его так в шутку называла. Читали Ивлина Во? Его звали Энтони О’Хара. Так странно рассказывать вам обо всем этом через столько лет. Он был единственным мужчиной моей жизни, а у меня даже фотографии его нет, да и воспоминаний не так много. Если бы не письма, я могла бы решить, что выдумала всю эту историю. Вот почему я так рада, что вы мне их вернули.

У Элли в горле встает комок.

Внезапный звонок телефона отрывает их от размышлений.

— Прошу прощения, — извиняется Дженнифер, выходит в коридор, берет трубку и отвечает спокойным, профессиональным тоном. — Да. Да, помогаем. Когда ему поставили диагноз? Мне очень жаль…

Элли быстро записывает имя в блокнот и убирает его в сумочку, проверяет, что диктофон работал нормально, а микрофон настроен. Посидев еще несколько минут, разглядывая семейные фото, она понимает, что разговор вряд ли будет коротким — нельзя же торопить тяжелобольного человека. Она вырывает из блокнота листок, что-то быстро пишет на нем, забирает пальто и подходит к окну. Погода наладилась, в лужах на тротуаре отражаются белые облака. Элли выходит в коридор с запиской в руках.

— Подождите минуточку, пожалуйста, — говорит Дженнифер, прикрывая трубку рукой. — Элли, извините, но это надолго, тут человек хочет подать на компенсацию…

— А мы можем встретиться еще раз? Вот мой домашний телефон, я бы очень хотела…

— Да, конечно, — рассеянно кивает Дженнифер. — Это самое малое, что я могу для вас сделать… Еще раз спасибо вам, Элли.

Элли подходит к двери, но в последний момент оборачивается:

— Последний вопрос. Пожалуйста. Когда Бут снова уехал, что вы сделали?

— Поехала за ним, — глядя ей в глаза, спокойно отвечает Дженнифер.

20

— Мадам? Желаете чего-нибудь выпить?

Дженнифер открыла глаза. Уже целый час она сидела, вцепившись в подлокотники кресла, в самолете компании БОАС, [25] направлявшемся в Кению. Она вообще не любила летать, но на этот раз самолет так нещадно трясло, что даже бывалые африканские путешественники сжимали зубы при каждом новом толчке. Почувствовав, как ее вновь оторвало от сиденья, Дженнифер поморщилась, из хвостовой части самолета раздались неодобрительные возгласы. Многие пассажиры тут же закурили, и вскоре в салоне повисло плотное облако табачного дыма.

— Да, будьте любезны.

— Налью вам двойную порцию, — подмигнула ей стюардесса, — нас сегодня изрядно поболтает.

Первые полстакана Дженнифер выпила залпом. Глаза устали и чесались. Она находилась в пути уже почти сорок восемь часов. Перед отъездом она не спала несколько ночей, постоянно споря с самой собой и уговаривая себя, что вся эта затея — чистой воды безумие, по крайней мере, в глазах окружающих.

— Не желаете? — спросил ее сосед-бизнесмен, протягивая ей жестяную коробочку, которая казалась совсем крошечной в его огромных руках с пальцами, похожими на копченые сосиски.

— Спасибо, а что это? Мятные пастилки?

— О нет! — ухмыльнулся он в густые белые усы. — Это от нервов, — объяснил сосед с сильным акцентом африкаанс. [26]  — Попробуйте, не пожалеете.

— Спасибо, не стоит, — отдернула она руку. — Мне рассказывали, что турбулентность — это вовсе не страшно.

— Так и есть. Бояться нужно встряски на земле, а не в воздухе, — заявил бизнесмен, ожидая, что Дженнифер рассмеется. — А вы куда едете? — спросил он, когда реакции не последовало. — На сафари?