— И невестка. А еще трое внуков-сорванцов.

Рори смотрит на босса новыми глазами: он из тех людей, которые производят впечатление одиночек. Сложно представить, что он семейный человек.

— А ваша жена?

— Она давным-давно умерла, — спокойно отвечает босс, но Рори все равно чувствует неловкость, как будто перешел запретную грань.

Если бы Элли была здесь, она бы прямо спросила, что случилось с его женой. Если бы Элли была здесь, то Рори смылся бы в дальний угол библиотеки, чтобы не говорить с ней. Он вычеркнул ее из своей жизни и не собирается о ней думать. Не собирается думать о ее волосах, о ее смехе, о том, как она морщит лоб, пытаясь сосредоточиться. О том, какой она была в его объятиях: уступчивой и хрупкой — так на нее непохоже.

— И когда ты уезжаешь в дальние края? — спрашивает библиотекарь.

Рори вздрагивает и берет протянутую ему книгу, а потом еще одну. Это не библиотека, а черная дыра в другое измерение: вещи исчезают в никуда и появляются из ниоткуда.

— Вчера подал заявление об уходе. Остается только найти подходящий рейс.

— Будешь скучать по своей девушке?

— Она не моя девушка.

— Держишь марку? Я думал, она тебе нравится.

— Нравилась.

— Мне казалось, вы с ней подружились.

— Мне тоже.

— Так в чем проблема?

— Она… гораздо более сложный человек, чем кажется на первый взгляд.

— За всю жизнь, — улыбается библиотекарь, — я не встречал ни одной женщины, которая была бы простым человеком.

— Ну да… просто я не люблю все усложнять.

— Жизни без сложностей не бывает, Рори. Рано или поздно нам всем приходится идти на компромисс.

— Только не мне. А что такого? — возмущается Рори, заметив, как библиотекарь иронично приподнимает бровь. — Вы же не станете читать мне лекции в духе Вертера об упущенных возможностях, о том, что если бы вы могли, то многое сделали бы по-другому?! — выпаливает он громче и резче, чем собирался, и начинает переставлять коробки из одного угла фургона в другой, чтобы успокоиться. — Тем более что я уезжаю и мне лишние сложности не нужны.

— Конечно.

— И не надо так на меня смотреть! — протестует Рори, глядя на добрую улыбку библиотекаря. — А то я забуду, что вы жуткий старый ворчун.

— Ну что ты, я бы не осмелился, — смеется жуткий старый ворчун. — Ладно, пойдем проверим напоследок микрофиши и заберем чашки и чайник. А потом я угощу тебя обедом, и можешь не рассказывать мне, что произошло между тобой и этой девушкой, до которой тебе, судя по всему, нет дела.

Серый тротуар перед домом Дженнифер Стерлинг блестит в лучах зимнего солнца, напоминая ракушечник. Дворник медленно продвигается вдоль дома, собирая мусор специальными щипцами. Элли и не припомнит, когда в последний раз видела дворника в своем районе. Наверное, большинство считает эту работу сизифовым трудом, ведь на оживленной улице, где она живет, столько фастфудов и дешевых кондитерских. Бумажные пакеты в красно-белую полоску весело валяются повсюду, свидетельствуя об окончании очередного обеденного перерыва, превратившегося в оргию с употреблением избыточного количества насыщенных жиров и сахара.

— Это Элли. Элли Хоуорт! — кричит она в домофон. — Я оставила вам сообщение. Ничего, что я…

— Элли! — радостно отвечает Дженнифер. — Подожди, я как раз собиралась выходить.

Пока лифт неторопливо спускается вниз, Элли думает о Мелиссе. С утра ей не спалось, и она приехала в офис «Нэйшн» чуть ли не в полвосьмого. Ей надо было разобраться, что же делать со статьей о любовных письмах. Перечитав письма Клайва, Элли поняла, что пути к отступлению отрезаны — к старой жизни ей уже не вернуться. А значит, статья должна выйти выше всех похвал. Теперь надо только до конца расспросить Дженнифер Стерлинг, а потом как-нибудь выкрутиться. Элли Хоуорт снова стала собой — сосредоточенной и решительной профессионалкой. Тем более гораздо легче думать о работе, чем о запутанной личной жизни.

Придя на работу, Элли с удивлением обнаружила, что Мелисса уже на месте. Больше в отделе ни души, если не считать уборщицу, которая тихо заканчивала пылесосить. Из открытой настежь двери в кабинет Мелиссы доносился ее голос.

— Я знаю, зайка, но тебя заберет Нина. — Мелисса ожесточенно накручивает на палец сияющую в тусклом свете зимнего солнца прядь волос, потягивает за нее, а потом раскручивает обратно. — Нет, я же говорила тебе в воскресенье вечером, помнишь? Нина отведет тебя туда, а потом заберет. Я знаю… знаю… но мамочка должна ходить на работу. Ты же понимаешь, малышка, что мне надо работать, — садясь в кресло и устало опуская голову на руки, продолжает она едва слышно. — Я знаю, знаю. В следующий раз я обязательно приду. Помнишь, я тебе рассказывала, что мы переезжаем в другое место? Это очень важно, малышка, мамочка не может… — Она долго молчит. — Дейзи, милая, дай, пожалуйста, трубку Нине. Да, знаю, просто дай мне Нину на минутку. Да, мы с тобой потом еще поговорим, а сейчас дай…

Мелисса подняла глаза и увидела Элли, которая тут же отвернулась, смутившись, что ее застукали за подслушиванием, и достала из сумки телефон, как будто ей тоже вот-вот должны позвонить по крайне важному делу. Когда она снова украдкой обернулась, дверь в кабинет Мелиссы была закрыта, но из-за нее доносились звуки, подозрительно похожие на плач.

Дверь подъезда открывается, и на улицу выходит Дженнифер Стерлинг в льняной блузке и темно-синих джинсах. Хотела бы я носить джинсы, когда мне будет за шестьдесят, с завистью думает Элли.

— Какой приятный сюрприз!

— Вы сказали, что я могу зайти к вам еще раз…

— Ну конечно. Должна признать, что в разговоре с вами на прошлой неделе я испытала истинное удовольствие, сбросив этот груз с души. К тому же вы немного напоминаете мне дочь. Я скучаю по ней.

Элли почему-то приятно, что ее сравнили с женщиной из рекламы Келвина Кляйна. Она изо всех сил старается не думать, зачем пришла сюда.

— Если я вам не помешаю… — робко произносит она.

— Ну что вы! Если вам еще не наскучили россказни малознакомой старухи. Я собиралась пройтись на Примроуз-Хилл, хотите составить мне компанию?

По дороге они немного болтают о районе, о том, кто где жил раньше, о туфлях Элли, которые приводят миссис Стерлинг в восторг.

— У меня с ногами плохо, — жалуется она. — Когда я была в вашем возрасте, все должны были издеваться над собой и носить каждый день эти жуткие каблуки. Вашему поколению повезло. Так ведь намного удобнее.

— Да, но мое поколение никогда не выглядит так шикарно, как ваше, — возражает Элли, вспоминая макияж и идеальную прическу Дженнифер на фотографии сразу после родов.

— О, да у нас просто выбора не было, сплошная тирания. Лоренс — мой муж — не позволял мне фотографироваться, если я не выглядела на все сто.

Дженнифер сегодня в приподнятом настроении, воспоминания уже не так мучают ее. Она идет довольно быстро, как молодая девушка, и Элли иногда с трудом поспевает за ней.

— Со мной несколько недель назад приключилась забавная история: я пошла в ближайший магазинчик за газетой, а там стоит девушка в пижамных штанах и таких огромных сапогах из овечьей шкуры, как они там называются?

— Угги?

— Точно, — весело соглашается Дженнифер. — Жуткое зрелище. И вот эта совершенно непричесанная юная леди покупает пинту молока, а я стою и ужасно завидую ее свободе. Я смотрела на нее как на ненормальную, — смеется Дженнифер. — Данюшка, хозяйка магазина, даже спросила, что мне сделала бедная девочка. Да, оглядываясь назад, должна признать, что мы жили как в клетках.

— А можно задать вам один вопрос?

— Подозреваю, что вы его все равно зададите, — едва заметно улыбаясь, отвечает Дженнифер.

— Вы когда-нибудь жалели о произошедшем? О том, что у вас был роман на стороне?

— Вы хотите сказать: жалею ли я о том, что причинила боль мужу?

— Видимо, да.

— Элли, вы спрашиваете из любопытства или для успокоения собственной совести?