— Ну что ж, Хоуорт, — говорит Рори, украдкой взглянув на пустую бутылку, — этим меня не испугаешь. Пойду-ка я чайник поставлю.
Рори возится на ее крошечной кухне в поисках чая, молока и ложек. А Элли вспоминает, как на прошлой неделе то же самое делал Джон, и на глаза снова наворачиваются слезы. Рори садится рядом, ставит перед ней кружку и, пока она пьет чай, принимается нетипично громким голосом рассказывать о том, как провел день, как встретился в баре с другом и тот предложил ему очень необычный маршрут по Патагонии. Этот его друг детства — настоящий путешественник.
— Ну, знаешь, ребята вроде него — они такие. Ты им говоришь, что собираешься в Перу, а они отвечают: «Забудь про Мачу-Пикчу, я вот провел три ночи в племени пигмеев в джунглях Атаканты. Они скормили мне одного из своих родственников, когда доели всех бабуинов».
— Прикольно! — улыбается Элли, забираясь на диван с ногами.
— Да, он отличный чувак, но я не думаю, что смогу выдержать его компанию целых шесть месяцев.
— Ты так надолго уезжаешь?
— Надеюсь, что да.
Элли снова погружается в пучину отчаяния: Рори, конечно, не Джон, но все-таки приятно, когда есть мужчина, с которым можно от нечего делать куда-нибудь сходить.
— Так что случилось-то? — наконец спрашивает он.
— Ну… у меня был странный день.
— Сегодня же суббота. Я думал, что по субботам девушки вроде тебя встречаются посплетничать с подружками за бранчем, а потом идут по обувным магазинам.
— Что за стереотипное мышление. Нет, я встречалась с Дженнифер Стерлинг.
— С кем?
— С той дамой, которой адресованы письма.
— Ого! — удивленно восклицает он. — То есть она тебе все-таки позвонила? Ну и как прошло?
— Прости, — едва слышно сквозь слезы бормочет Элли. — Прости, не знаю, что со мной. Это так глупо.
— Эй, ну ты чего, — тихо говорит Рори, обнимая ее за плечи, от него пахнет пабом, дезодорантом, чистыми волосами и уличной прохладой. — На тебя непохоже.
«Да откуда ты знаешь, — думает она. — Никто не знает, какая я на самом деле, даже я сама».
— Она все мне рассказала про их роман. О, Рори, это такая трагическая история! Они так сильно любили друг друга, так хотели быть вместе, а потом он умер где-то в Африке, и они так и не увиделись! — сквозь рыдания сдавленным голосом бормочет Элли.
— То есть ты так расстроилась из-за этой пожилой дамы? — спрашивает он, обнимая Элли покрепче и наклоняясь к ней, чтобы лучше слышать, что она бормочет. — Из-за истории несчастной любви сорокалетней давности?
— Ты просто ее не видел. И не слышал, — протестует Элли, пересказывает ему часть истории и вытирает слезы. — Она такая красивая, такая элегантная и такая грустная…
— Ты тоже красивая, элегантная и грустная. Ну ладно, может, с элегантной я переборщил, — пытается рассмешить ее Рори, и Элли кладет голову ему на плечо. — Слушай, а я и не думал, что ты… Не пойми меня неправильно, Элли, но ты меня поражаешь. Я и не подозревал, что эти письма настолько тебя задели.
— Дело не только в письмах, — всхлипывает она.
Рори выжидающе смотрит на нее, откинувшись на спинку дивана, но не убирая руку с ее плеч, и Элли вдруг понимает, что ей и не хочется, чтобы он убирал ее.
— А в чем еще? — мягко, но настойчиво спрашивает он.
— Я боюсь…
— Чего?
— Боюсь, что меня никто никогда не полюбит так же, как ее, — шепчет Элли.
Из-за вина она не очень думает, что говорит. Рори смотрит на нее с нежностью и чем-то вроде сочувствия. Элли ожесточенно трет глаза. На долю секунды ей кажется, что он ее поцелует, но вместо этого он берет письмо и читает вслух.
Сегодня вечером я шел домой и столкнулся с компанией, выходившей из публичного дома. Мужчины ссорились, подвыпившие дружки подзадоривали их, и вдруг начался настоящий хаос: они начали орать друг на друга и кидаться бутылками. Издалека раздался вой полицейской сирены, мужчины бросились кто куда, водители дали по тормозам, чтобы не сбить дерущихся. А я думал лишь о том, как уголок твоего рта едва заметно уходит вовнутрь, когда ты улыбаешься, и меня вдруг охватило странное чувство, что в тот самый момент ты тоже подумала обо мне.
Возможно, это звучит странно; возможно, ты в этот момент думала о театре, экономическом кризисе или о покупке новых занавесок, но, находясь в эпицентре безумия, я вдруг понял, какой это бесценный дар — знать, что есть кто-то, кто понимает тебя, хочет тебя, видит в тебе только самое лучшее. Хоть мы и не вместе, сама мысль о том, что я являюсь для тебя таким человеком, придает мне сил.
Закрыв глаза, Элли слушает, как Рори тихо читает знакомые строчки, и представляет себе, насколько любимой, обожаемой и желанной, должно быть, ощущала себя Дженнифер.
Я не уверен, что заслуживаю такое счастье, и до сих пор сомневаюсь, имею ли на это право. Но я могу думать о твоем прекрасном лице, твоей улыбке и знать: часть этой красоты принадлежит мне, и это лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь.
Рори умолкает. Элли открывает глаза и обнаруживает, что он подвинулся к ней ближе.
— Ты слишком пессимистична для такой умной женщины, — говорит он и вытирает слезинку с ее щеки.
— Ты не понимаешь… Ты же не знаешь…
— Я знаю достаточно, — произносит он и целует ее, прежде чем она успевает что-то ответить.
На мгновение Элли замирает, и перед глазами снова возникает эта сводящая ее с ума веснушчатая рука. «Почему я должна хранить верность мужчине, который сейчас в отпуске со своей женой и, вполне возможно, в эту самую секунду занимается с ней сексом?»
Рори прижимается губами к губам Элли, нежно гладя ее по голове, и она отвечает на поцелуй, стараясь ни о чем не думать, пока тело благодарно отзывается на прикосновения его ласковых рук и губ. Сотри все это, мысленно умоляет его она, давай перепишем эту страницу. Она ерзает на диване, с удивлением ощущая, как в ней поднимается желание, — да, она действительно хочет этого мужчину. Вскоре Элли вообще теряет способность о чем-либо думать.
Она просыпается и смотрит на чьи-то темные ресницы. Какие черные, удивляется она, еще не до конца проснувшись, а вот у Джона ресницы светло-коричневые, как карамель. У внешнего уголка левого глаза у него есть одна белая ресничка. Наверняка о ней не знает никто, кроме меня, думает Элли.
За окном поют птицы, где-то на улице настойчиво ревет двигатель машины. Чья-то рука лежит на ее обнаженном бедре — рука на удивление тяжелая, и когда Элли пытается отодвинуться, рука тут же прижимает ее к себе, словно не желая отпускать. Она смотрит на его черные ресницы и начинает вспоминать, что произошло вчера вечером. Они с Рори на полу рядом с диваном. Она говорит, что замерзла, и он приносит одеяло. Она гладит его мягкие, густые волосы, неожиданно широкие плечи, он относит ее в постель, его голова исчезает под одеялом. Элли ощущает легкий шок от того, что произошло, но пока не может решить, как к этому отнестись.
Джон.
Сообщение.
Надо выпить кофе, думает она, в панике цепляясь за безопасные темы для размышлений. Надо сходить за кофе и круассанами. Она осторожно высвобождается из объятий Рори, не сводя глаз с его спящего лица. Стараясь не разбудить его, она перекладывает его руку на одеяло, но Рори просыпается, и Элли замирает, растерянно глядя ему в глаза.
— Привет, — хриплым со сна голосом говорит он. — Который час?
А во сколько они заснули? В четыре? Или в пять? Она помнит, как они смеялись, потому что за окном уже начало светать. Он потирает лицо и приподнимается на локте. Волосы с одной стороны взъерошены, на подбородке пробивается щетина.
— Почти девять. Пойду сбегаю за нормальным кофе, — отвечает она, пятясь к двери и в ярких лучах утреннего солнца смущаясь собственной наготы.
— Точно? — кричит он ей вслед. — Хочешь, я схожу?
— Нет-нет, — отзывается она, поднимая с пола джинсы, — я сама.