— Я не спала, — отозвалась она, потирая виски ладонями. — Как только я увидела тебя, я перестала понимать, что происходит. Я стараюсь разобраться, как это произошло. Все потеряло смысл.

— Тем вечером, четыре года назад… ты ехала в автомобиле с Фелипе?

— Фелипе?.. — недоуменно переспросила она.

— Мой друг, бармен из «Альберто». Он погиб в автокатастрофе сразу после моего отъезда. Утром я просмотрел газетные вырезки: пишут, что в машине находилась женщина, личность которой не установлена. По-другому я не могу объяснить то, что случилось.

— Не знаю. Вчера я говорила тебе, что до сих пор не могу вспомнить все. Если бы я не нашла твои письма, то могла вообще никогда бы не вспомнить о тебе… Могла бы никогда не узнать…

— Но кто сказал тебе, что я умер?

— Лоренс. Не смотри на меня так. Он не настолько жесток, наверное, он думает, что так и есть. Он знал… знал, что у меня кто-то есть, — с трудом произнесла она. — Он прочитал твое последнее письмо… Наверное, после аварии для него все встало на свои места и он понял…

— Мое последнее письмо?!

— Ну да, то самое, в котором ты просишь меня приехать на вокзал. Оно было при мне, когда произошла авария.

— Подожди, я не понимаю… Вообще-то, это было не последнее письмо…

— Энтони, не надо, — перебила его она. — Пожалуйста, прошу тебя…

— И что дальше? — спросил он. — Дженнифер, я…

Не сводя с него глаз, она сделала шаг вперед и подошла так близко, что даже в тусклом освещении номера он мог разглядеть каждую крошечную веснушку на ее лице, каждую ресницу, которая, словно изогнутый меч, грозила пронзить сердце любого мужчины. Она была так близко и вместе с тем далеко, — казалось, она принимает какое-то внутренне решение.

— Бут, — нежно заговорила она, — ты все еще злишься на меня?

Бут… Услышав свое прозвище из ее уст, Энтони нервно сглотнул и ответил:

— Как я могу злиться на тебя?

Дженнифер подняла руку и, едва касаясь, провела кончиками пальцев по его лицу.

— Бут, мы занимались этим? Я имею в виду — раньше, — пояснила она, увидев его недоуменный взгляд. — Я не помню. У меня есть только твои слова.

— Да, — хрипло ответил он. — Мы занимались этим, — подтвердил он, ощущая прикосновения ее прохладных пальцев и вспоминая ее родной запах.

— Энтони, — прошептала она с невыносимой нежностью, в которой заключалась любовь и боль потери, столь хорошо знакомые им обоим.

Дженнифер прижалась к нему и тихонько вздохнула, Энтони почувствовал ее дыхание на своих губах. Казалось, вокруг них все замерло. Она прикоснулась губами к его рту, и в его груди что-то раскрылось. Энтони с ужасом осознал, что у него в глазах стоят слезы.

— Прости, — замерев, прошептал он. — Прости, я не знаю, отчего это…

— Я знаю, — успокоила она его, — я знаю.

Дженнифер обняла его за шею, целуя мокрые от слез щеки, шепча слова любви ему на ухо. Они вцепились друг в друга в отчаянии, не в силах поверить, что судьба совершила очередной неожиданный поворот.

Время замерло, поцелуи становились более страстными, слезы высыхали.

Он снял с нее свитер и беспомощно смотрел, как она расстегивает пуговицы на его рубашке. Освободившись от лишней одежды, он радостно прижал ее к себе, они очутились на кровати в объятиях друг друга, их тела жаждали соединения с яростной, не принимающей отказа силой.

Целуя ее, он понимал, что пытается таким образом передать глубину своих чувств. Даже когда он растворился в ней, зарывшись лицом в ее волосы, когда целовал ее повсюду, он понимал, что происходит: наконец-то две разлученные половинки единого целого снова встретились.

Дженнифер отвечала на его ласки, возбуждая его все больше и больше.

Он целовал шрам на ее плече, не обращая внимания на ее стеснение, пока она наконец не приняла то, что он таким образом говорил ей: этот серебристый рубец для него был подтверждением ее любви — подтверждением того, что она хотела уехать с ним.

Он покрывал его поцелуями, потому что для него она была совершенством, самым обожаемым существом на свете.

Он наблюдал за тем, как в ней просыпается желание — бесценный подарок, предназначенный лишь им двоим, смотрел на то, как меняется выражение ее лица, видел ее открытость и беспомощность, как будто она боролась с чем-то внутри себя, но когда она наконец открыла глаза, Энтони ощутил себя на седьмом небе.

Он кончил и снова заплакал, потому что в глубине души всегда знал, хоть и пытался не верить этому ощущению, что лишь такие переживания важны по-настоящему. Он не смел даже надеяться на то, что радость близости снова вернется к нему.

— Я тебя знаю, — прошептала она, всхлипывая и прижимаясь к его липкой от пота шее, — я правда тебя знаю.

На мгновение он потерял дар речи и молча глядел в потолок, ощущая прикосновение прохладного воздуха к разгоряченному телу, чувствуя ее влажные бедра, прижатые к его телу.

— Дженни… Слава богу!

Постепенно ее дыхание успокоилось, она приподнялась на локте и посмотрела на него. В ней что-то изменилось: лицо просветлело, разгладились морщинки вокруг глаз.

Энтони заключил ее в объятия и прижал к себе так сильно, что их тела буквально срослись друг с другом. Он почувствовал, что снова желает ее, и она улыбнулась.

— Так хочется что-нибудь тебе сказать, но все как-то… не соответствует моменту…

— Мне никогда в жизни не было так хорошо, — перебила его Дженнифер с довольной и слегка удивленной улыбкой.

Он внимательно посмотрел на нее, приподняв одну бровь.

— Погоди… значит, было?

Он кивнул.

— Что ж… тогда… Тогда я должна сказать тебе спасибо.

Он рассмеялся, и она, хохоча, прильнула к его плечу.

Четырех лет как не бывало. Он вдруг с поразительной ясностью увидел, какой будет его дальнейшая жизнь: он останется в Лондоне, расскажет все Еве — девушке, с которой встречался в Нью-Йорке. Она милая девушка, ветреная и беззаботная, но Энтони прекрасно понимал, что все женщины, с которыми он встречался за эти четыре года, были лишь жалким подобием той, что сейчас находилась рядом с ним. Дженнифер уйдет от мужа, он станет заботиться о ней — второй раз они свой шанс не упустят. Он вдруг увидел ее со своим сыном — они втроем на каком-то семейном празднике, и будущее внезапно показалось ему неожиданно светлым.

Она оторвала его от размышлений, сосредоточенно целуя его грудь, плечо, шею.

— Надеюсь, ты понимаешь, — начал он, перекатившись на нее и удобно устраиваясь между ее ног, — что нам придется заняться этим снова. Вдруг ты еще не до конца вспомнила?

Вместо ответа, Дженнифер прикрыла глаза.

На этот раз он занимался с ней любовью очень медленно, разговаривая на языке тела. Он чувствовал, как остатки зажатости покидают ее, как их сердца начинают биться в такт, он миллион раз шептал ее имя — ведь это такая роскошь, просто произносить его вслух. Шепотом он рассказал ей все о своих чувствах к ней.

Когда она сказала, что любит его, у него чуть не остановилось сердце. Мир замедлил движение и уменьшился в размерах — остались лишь они вдвоем на смятых простынях, объятия, поцелуи, волосы и тихие стоны.

— Ты самая потрясающая… — заговорил он, когда она медленно открыла глаза и смущенно посмотрела на него, давая понять, что побывала в раю. — Я бы делал это с тобой сотни раз лишь ради того, чтобы иметь удовольствие смотреть на твое лицо. Опосредованно, — вдруг произнес он, когда она ничего не ответила. — Забыла?

Потом он не мог вспомнить, сколько времени они провели в постели, пытаясь впитать друг друга кожей. С улицы доносился шум, в коридоре время от времени раздавались шаги, иногда слышались чьи-то голоса. Он чувствовал, как она ровно дышит, лежа у него на груди. Он поцеловал ее в макушку, гладя спутанные волосы. Энтони ощущал всепроникающий покой во всем теле. Наконец-то я дома, подумал он, наконец-то. Дженнифер пошевелилась в его объятиях.

— Давай закажем что-нибудь выпить, — предложил он, целуя ее ключицу, подбородок, за ухом. — Надо отметить. Мне — чай, тебе — шампанское. Согласна?